Нынешним летом на кольскую землю ступили 11 приезжих людей. Цель у них была одна на всех – побывать на могилах родных, погибших в немецком концентрационном лагере.

Долгое время в отношении советских солдат и офицеров, попавших в плен в сражениях Великой Отечественной, существовало своеобразное табу. Начало положил ещё Сталин, объявив военнопленных, в числе которых был и его старший сын Яков, изменниками и предателями Родины. Мнение это, увы, в некоторых «горячих» головах, кстати, по большей части самих-то пороха и не нюхавших, остаётся до сих пор. Но людям, приехавшим на могилу 309 бойцов, погибших мученической смертью от непосильного каторжного труда и нечеловеческих условий жизни в концлагере аэродрома Наутси — Шталаг № 322, на любые мнения было наплевать. Более 60 лет они разыскивали своих отцов и дедов, имея на руках лишь казённую бумажку: «числится пропавшим без вести…».

Из воспоминаний Лидии Николаевны Яценко (г. Лабинск, Кубань): «Мой отец, Николай Дмитриевич Яценко родился в 1911 году на хуторе Сладком Упорненского района. Перед войной наша семья проживала в станице Лабинской, отец работал в сельпо. У родителей было три дочери, я самая младшая. На другой день после объявления войны папа получил повестку на фронт. Вскоре из Батайска маме пришло от него письмо и фотография. Это единственное уцелевшее фото отца.

Больше от отца никаких известий не было. Только в 43-м году из военкомата пришла казённая бумага, в которой сообщалось, что Николай Дмитриевич Яценко исключён из списков военнослужащих в апреле 1943 года как без вести пропавший в сентябре 1941 года…». Спустя много лет после войны к нам зашёл папин знакомый, который сказал, что «видел Миколу под Харьковом». В 41-м там шли жесточайшие бои, и потери исчислялись десятками тысяч.

Много раз семья обращалась в Центральный архив Министерства обороны с запросами в надежде узнать что-либо о судьбе отца, но каждый раз получали стандартный ответ: «Пропал без вести…».

И вот в 2009 году – первая весточка от смоленских поисковиков, работавших в составе сводного отряда в Заполярье — Николай Дмитриевич Яценко был в плену, содержался в немецком концлагере Наутси – Шталаг № 322, лагерный номер 19079, погиб 17 октября 1942 года, перезахоронен 1 августа 2009 года у мемориала в Долине Славы в Мурманской области.

И ещё через год Лидия Николаевна и её старшая сестра Надежда, ныне проживающая в Белоруссии, преодолев громаднейшее расстояние, приехали на Север для свидания с отцом, 69 лет назад не вернувшимся с войны.

Склонившись над могилой, появившейся в Долине Славы в прошлом году, сёстры не скрывали слёз. Из рук приехавших родных на захоронение ложились комочки земли, привезённой из Липецка, Самары, Краснодарского края, Бурятии, Белоруссии. В обратный же путь, точнее, пути, отправилась земля Заполярья…

Из воспоминаний Анатолия Григорьевича Бармина (г. Липецк): «Мой отец, Бармин Григорий Семёнович, был призван в ряды вооружённых сил в 1939 году. Через два года службы он был отпущен в отпуск. Жили мы в деревне, в Липецкой области, мама работала учительницей, а отец во время отпуска помогал ей по хозяйству. Мне тогда было 6 лет. В один из дней отец достал солдатский медальон и показал мне. Я уже умел читать и прочитал фамилию, имя, отчество отца, дату рождения и воинское звание. «Если я не вернусь, – сказал отец, – по этому медальону ты должен меня найти».

Отец с войны не вернулся – пропал без вести. Весть о нём пришла уже больше чем через 60 лет – от поисковиков из Москвы. Оказалось, что Бармин Григорий Семёнович был узником концлагеря Шталаг № 322. Опознали его… по медальону, одному из всего двух, найденных на месте захоронения советских военнопленных в Наутси, хотя поиск пришлось вести даже через архивы в Германии: как оказалось, Григорий был переведён сюда, уже имея номер и документы военнопленного, из другого лагеря.

Эта история была рассказана сыном солдата и Андреем Фетисовым, руководителем московского поискового отряда «Застава святого Ильи Муромца» уже на месте расположения самого лагеря. Сегодня здесь следы землянок, остатки колючей проволоки, которой был обнесён лагерь, железных печек и кухонной утвари. А на месте бывшего кладбища в этот же вечер был воздвигнут православный крест, к подножию которого легли живые цветы – память о людях, в нечеловеческих условиях оставшихся людьми… И слёзы на глазах тех, кому по прошествии стольких лет усилиями поисковиков удалось узнать о судьбе близких, чьи души и сердца больше не будет терзать штампованная фраза «пропал без вести…», наверное, это и было самым главным в этот день.

Общий итог двухлетней работы сводного поискового отряда Москвы, Смоленской области и Никельской пограничной службы, начавшейся в прошлом и оконченной уже в этом году, оказался страшным: 318 советских бойцов, погибших от пыток, холода, голода, расстрелянных или замученных.

Из воспоминаний ветерана войны Эренджена Хазыковича Мутляева («Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН» №1, 2010 год): «Нас взяли в плен 7 августа 1941 года… В августе 1942 года нас привезли в Финляндию в аэропорт Наутси. Привезли 2500 пленных, здесь нас ждала пустая земля, огороженная колючей проволокой, и ни одного здания. Одну команду выделили для строительства фанерных бараков, которые по внешнему виду напоминали калмыцкие кибитки. Параллельно шло рытьё землянок. В один из дней, когда бараки были построены и в них поселили пленных, прилетели советские самолёты и разбомбили аэропорт. В один из бараков попала бомба, и все находившиеся там погибли. Работы было много, но основная деятельность была сосредоточена на подготовке взлётно-посадочной полосы: бугры и землю оттуда засыпали в низменные участки и «трамбовали». Валили лес, корчевали пни, а потом мёрзлую землю ломали и тачками увозили подальше. Была ещё команда, которая занималась заготовкой дров для бараков. В общем, работы на аэродроме было много.

Калмыков в живых осталось семеро. Там было ещё пятеро бурят, но четверо умерло от тяжёлой работы и голода. В живых остался один, молодой парень Василий Гомбоев, он был старше меня на 2-3 года и стал держаться с калмыками. Был очень мастеровитым, умел вырезать разные поделки. Из берёзы вырезал шкатулки, табакерки, а я украшал, выжигая на них узоры. Баазр Буваев, как самый «шустрый», сбывал товар немцам. Все остальные, подойдя к немцам, робели и не могли предложить свой товар. Иногда за шкатулку или табакерку давали целую буханку хлеба, но чаще меньше. Если находили бронзовую монету, то Василий Гомбоев делал из нее красивое кольцо. За кольцо давали буханку хлеба, а когда повезет, ведро картошки. Тогда мы варили хлебный суп, смешивая хлеб с картофелем. Кузьма Абушинов умел хорошо танцевать гопак, барыню, когда немецким конвоирам привозили обед, он начинал перед ними танцевать, а немцы за это ему давали поесть. Так мы сумели не умереть с голоду. В таких тяжёлых условиях молодой возраст помогает выдержать все испытания. Кто был старше возрастом, все погибли от непосильной работы и голода.

В мае 1943 года часть пленных, в том числе пятерых калмыков и Василия Гомбоева, на машинах отправили в другой лагерь в г. Салмиярви, где мы работали на каменоломнях. Работа заключалась в том, что горные породы взрывали динамитом, а мы собирали и вагонетками свозили камни в камнедробилку. Получившийся щебень вагонетками вывозили и ссыпали неподалеку. В августе Василий нашел берёзовую палку и сделал из нее трость, набалдашник которой был похож на руку. Я выжег еще более четко пальцы и ногти, и трость получилась по-настоящему красивой и необычной. Её Баазр Буваев обменял на продукты у конвоиров, а у тех её заметили немецкие офицеры. После этого к ним пришел немецкий офицер с армянской фамилией и стал интересоваться, почему мы вырезали знак немецких коммунистов «Рот Фронт». Мы ответили, что ничего не знаем об этом, но, как попавших под подозрение, через три дня после допроса меня, Василия Гомбоева и Баазра Буваева вывезли в другой лагерь в Петсамо. Это было уже в августе 1943 года…»

Эренджен Хазыкович Мутляев родился 17 мая 1922 г. в Калмыкии в п. Цаган-Нур. 11 декабря 1940 года его призвали для прохождения воинской службы. Службу начал в г. Черновцы у границы с Румынией в танковой бригаде. Здесь встретил начало войны. Попал в плен в сентябре 1941 года. За время пребывания в немецком плену сменил несколько концлагерей на территории Западной Украины, Польши, Финляндии и Норвегии.
После освобождения и прохождения проверок в сентябре 1945 г. Эренджен Хазыкович был отправлен в Новосибирскую область на спецпоселение. В 1957 г. возвратился в Калмыкию и продолжил работу учителем в п. Цаган-Нур. На заслуженный отдых ушел в 1984 г. Воспитал четверых детей, у него 10 внуков и 1 правнучка. К сожалению, почтенный возраст и многочисленные болезни не позволили ветерану приехать в Заполярье, однако его воспоминания стали ценным вкладом в дело восстановления исторической справедливости. В том числе и в отношении тех, кто попал в плен не по своей воле и остался не сломленным даже в аду фашистского концлагеря…

В прошлом году, когда в Долине Славы проходило захоронение останков 309-ти узников Шталага-322, один из ребят, заместитель командира поискового отряда «Память» г. Рославль Владимир Стародубов, сказал по этому поводу весьма примечательные и до боли простые слова: «Это наши солдаты, и этим всё сказано».


О. Погорецкая.